В душном павильоне ГТРК «Янтарь» подходил к концу очередной рабочий день… Хотя, какой к чертям «день», если за стенами телекомпании была уже почти ночь.

— Привет, Апостол! — рыжеволосый хохмарь Вадим Филатов, известный репортёр калининградских «Вестей», переложил мобильный телефон к другому уху. — Не спишь? А я сегодня услышал сенсационную историю, тебе она должна понравиться. Но, поскольку, я ничего не делаю бесплатно, то с тебя две банки пива и вяленая корюшка.

«Апостолом» Вадим величал своего старого друга, Матвея Хрусталёва, работающего в популярной калининградской газете «Башня Врангеля», вместе с которым они заканчивали журфак местного университета имени Канта.

— Да знаю я все твои сенсации…, - вяло отреагировал Матвей. — Опять какая-нибудь ерунда… Ну, ладно, рассказывай.

— На днях один мужик в Багратионовском районе решил утопить своего старого пса и выбросил его из лодки на середине реки. Но пёс принялся за ним плыть… Тогда мужик замахнулся веслом, чтобы оглушить собаку, только сам не удержался, упал в воду и стал тонуть. А преданный пес вытащил хозяина на берег. Короче, спас…, - на одном дыхании протараторил приятель.

— Как трогательно… Вот и снял бы репортаж о собачьей верности. Только сдаётся, что ты меня опять разыгрываешь?

— Конечно, пытаюсь хоть как-то развлечь. Ведь ты после женитьбы в постоянной депрессии и мы, твои холостые друзья и соратники, очень переживаем по данному поводу, — хохотнул приятель. — Ведь когда имеешь дело с женщиной, главное — не забывать, что на свете много других женщин!..

— Слушай, перестань молоть ерунду. У меня прекрасная семья: жена Наденька и дочка Лизонька…

— Знаю-знаю, «женись и стань ручным!», — с пафосом продекламировал Вадим. — А каждый настоящий мужчина должен иметь стальной характер, который слабым женщинам не согнуть… И им остаётся только одно — пилить! — теперь рассмеялись оба. — Я предлагаю немедленно придумать повод для встречи без галстуков. Отчего бы нам завтра не обсудить, например, актуальные вопросы современного домостроя?

— Ты неисправим… — задумчиво произнёс Матвей. — Но встречаться, действительно, нужно чаще… Вот только ни завтра, ни послезавтра у меня не получится. Работаю над очень интересной темой и сроки, к слову, уже поджимают.

— Так, что за тема? — мигом посерьёзнел ушлый тележурналист. — А, может, «мы мигом к вам заявимся с лопатами и вилами»… — с деланной хрипотцой пропел Вадим в трубку, — «денёчек покумекаем и выправим дефект?..»

— Ты почти угадал, дружище, — Хрусталёв перешёл на деловой тон, — я как раз пишу очерк о последних гастролях ВладимираВысоцкого, которые проходили в Калининграде в июне 1980 года.

— Так про это уже писано-переписано…

— Не скажи, приятель, — загадочно произнёс Матвей, — я тут кое-что узнал… Причём такое, что тебе и не снилось. Наполеон как-то сказал: «История — это ложь, с которой все согласны», а я открою всем правду… Это будет — бомба!

— Не может быть, — выдохнул Вадим. Он чувствовал, что друг говорит правду. — Или теперь уже ты решил меня разыграть? И что ты раскопал?

— Много чего. Любимые места Владимира Семёновича, где он с удовольствием гулял, люди, с которыми встречался, клиника, в которой проходил обследование и лечение… Но это не главное…

— Ну-ну, колись по полной…

— Есть странные артефакты, по-видимому, принадлежавшие Высоцкому, которыми он очень дорожил, а у них — длинная история и особое предназначение…

— И это всё происходило в 1980-м году?

— У меня есть документы и свидетели, которые утверждают, что Высоцкий бывал в Калининграде не один раз, а — регулярно. Но почему-то инкогнито. И занимался он у нас не совсем понятной мне, пока, деятельностью… Здесь ещё интересная история, связанная с Янтарной комнатой… и не только… надо разбираться. К тому же, тут и «психушки» нарисовались, и слежки КГБ и просто… какая-то мистика! Впрочем, с последней мы сталкивались уже неоднократно…

— Вот это — да! — удивлённо протянул Вадим. Голос его стал абсолютно серьёзным. — Возьми меня «в долю». Ты же знаешь, я не подведу. Ведь мы с тобой в каких только переделках не побывали (1). В благодарность с меня — пиво! Много пива! Плюс наша балтийская корюшка!

— Только никому ни слова!

— Могила, ты же меня знаешь…

Остзее в эти сентябрьские дни 1650 года радовало глаз лазурной волной, белыми кудрявыми барашками и тихим, мерным шёпотом неторопливого прибоя. Чайки носились над морем, тут и там затевая ссоры по пустякам. Солнышко припекало, а дующий из аквамариновой дали ветер приятно освежал.

Прибрежная зона от Кранца до Раушена и далее, вплоть до Пиллау (2) представляла собой сосновые леса, начинающиеся сразу за серо-жёлтым песком с мелкими камушками и ракушками, щедро согретыми солнцем. Под деревьями зеленели густые заросли ежевики, малины и смородины. Ходить же по тропинкам между пахучими соснами было одно удовольствие.

Из резиденция бернштайнмайстера (3), расположенной в Гермау, что неподалеку от Пальмникена, выехал отряд вооружённых людей, контролирующих сбор янтаря на побережье Остзее. Во главе отряда на молодой лошади двигался мастер Бергерклик, пожилой мужчина, переносящий такие поездки с каждым разом всё тяжелее. Почтенный возраст тянул его в один из кабинетов «Янтарного суда», в мягкое кресло, к чернильнице и бумагам, но согласно приказу Великого курфюрста Фридриха Вильгельма, в его обязанности входили обязательные объезды подконтрольных территорий, скупка или конфискациянайденного янтаря, а также наказание незаконных ловцов оного, вплоть до повешения. Поэтому за отрядом следовала повозка, крытая шерстяной тканью, под которой лежали несколько мешочков соли, предназначенных для расплаты за солнечный камень.

Сам мастер Бергерклик был грузен, с выпирающим из-под бархатного камзола животом. Его усталоеодутловатое лицо было покрыто капельками пота, который он постоянно вытирал платком. Крупный мясистый нос и губы, отвисшие щёки с красными прожилками, прищуренный взгляд из-под косматых бровей… Широкополая шляпа прикрывала почти полностьюоблысевшую голову. Его сопровождал молодой помощник Томас Мильхер и четверо береговых стражников. На повозке дремал секретарь Иоганн Ростке, ещё более древний, чем сам Бергерклик.

Процессия находилась в пути второй день. За это время им удалось выкупить около сотни фунтов янтаря да повесить мальчишку, совсем ещё юнца, пытавшегося прикарманить десять фунтов солнечного камня, да хранившего дома ещё столько же. Жалко, конечно, отрока, но приказ есть приказ… И висельные холмы на окраине Гермау — это напоминание каждому о том, что на сбор и хранение янтаря введён запрет с незапамятных ещё времён… Со времён Тевтонского ордена. И того, кто нарушит это правило, ждёт петля. Мало того, ещё действовал запрет на выход к морюлюбому, кто не являлся местным жителем и не имел на то специального разрешения. Любой, выловивший из моря янтарь или собравший его на берегу, мог быть отправлен на виселицу, которые красовались вдоль побережья Остзее от Раушена до Пиллау. Подозреваемых в краже или незаконном сборе янтаря ждало суровое решение бернштайнмайстера, «Янтарный суд» и палач.

Мастер Бергерклик поморщился: бледное, перекошенное от ужаса лицо парнишки вновь предстало перед его глазами. Чувство вины нахлынуло на старого служителя бернштайнгеррен (4), впрочем, тот стал яростно отгонять его. От рождения у него был довольно мягкий характер, настолько впечатлительный, ранимый и добрый, что он никогда никому не мстил. Мастер любил задумчиво расслабиться и бездельничать, неспешно наслаждаясь закатами и красивыми видами природы, вести медленный, чувственный образ жизни. Одновременно с этим он прекрасно манипулировал людьми, и потому у него удалась карьера… Азаконы говорили ясно: за кражу фунта янтаря положен штраф в 90 прусских гульденов или тюремное заключение сроком на месяц. За два фунта краденого янтаря наказание удваивалось. За три фунта полагался штраф уже в 270 гульденов, а вдобавок — порка и десятилетнийзапрет проживать на побережье. За четыре фунта — к тому же штрафу и порке добавлялся ещё и позорный столб, а затем и пожизненный запрет на проживание в стране. Ну, а за пять фунтов украденного янтаря наказанием становилась уже виселица и оплата краденного в двойном размере. У мальчишки нашлось в общей сложности двадцать фунтов янтаря. Если бы у него обнаружили ещё хотя бы пять фунтов, наказанием могло быть и колесование.

Да, наши законы суровы. «Dura Lex Sed Lex», — прошептал он, как заклинание. «Закон суров но это — закон»! Даже за нахождение на берегу без разрешения полагался штраф, размером от 12 до 18 гульденов, с высылкой от года до трёх за повторное подобное нарушение! Мало того, всё взрослое мужское население (старше 18 лет) было вынуждено давать «береговую клятву» (5) в том, что они не будут незаконно собирать янтарь и должны доносить на любого, кто будет в этом замешан.

Так что, у береговой стражи работы хватало. Но даже страх перед жестоким наказанием не останавливал отчаянных ловцов янтаря. Некоторые «умельцы» организовали целые артели злоумышленников, в которые входили как непосредственно сами ловцы, так и люди, предупреждающие их о появлении стражников, а также хранители и перекупщики украденного солнечного камня, имеющие свои схроны и тайники по всему побережью.

Разумеется, незаметно приблизиться и накрыть разом всю компанию «добытчиков» не представлялось возможным. Издалека завидев приближающуюся береговую стражу, воришки-наблюдатели свистом предупреждали ловцов, которые тут же выходили из моря, бросив в воду огромные сачки, и разбегались кто куда. Вот одинокого ловца, сильно увлёкшегося своим незаконным промыслом, можно было легко поймать с поличным. Тот парнишка, как раз добывал янтарь в одиночку, вот и попался.

И всё же, скверное чувство продолжало терзать душу старого человека, не хотело отпускать. Мастер Бергерклик отстегнул от седла кожаную флягу, вынул деревянную пробку и прильнул к горлышку, наполняя утробу добрым рейнским вином. В конце концов — он выполняет свою работу и, Господь — свидетель, справляется с нею неплохо!

В лесу настойчиво стучал дятел, вдалеке завела свою нуднуюпеснь кукушка. Уныло дребезжало колесо телеги, заглушая топот копыт, скрипели ремни снаряжения и звенела сбруя. Стражники изредка вялопереговаривались между собой.

Приближался Раушен. В этих местах берега поднимались круто вверх, оставляя уморя узкую полосу песка. На высоких откосах росли небольшие берёзы, кусты малины и смородины, а в июне местные жители собирали здесь землянику. Над откосами стояли стройные сосны. На берегу моря, словно огромные моржи или морские львы, развалились массивные серые камни. Завидев приближающийся отряд, редкие гуляки, находящиеся вблизи моря, тут же уходили прочь.

Береговая стража не сразу заметила на валуне одинокую фигуру сидящего человека. Серое облачение незнакомца делало его похожим на такой же камень — молчаливый и неподвижный.

— Томас, — произнёс мастер Бергерклик. — Поверь личностьэтого странника. И спроси, что он здесь делает. Уж не собрался ли он заняться ловом янтаря?

— Я знаю его, герр мастер. — Это — отшельник. Он живёт тут один, ни с кем не общаясь. Вырыл себе землянку на откосе под корнями сосны и ютится в ней. И ещё… Он — прокажённый.

— Силы небесные, — перекрестился старик. — Только прокажённого нам не хватало…

— Он безобиден, мастер. — И, по-видимому, очень несчастен. Люди отринули его от себя…

— Что ж, — проговорил Бергерклик. — Иди, Томас, и подай ему эту монету!

— Господь с вами! Вы даёте целый дукат! Этот бедолага будет рад и крейцеру! — не случайно среди своих товарищей Мильхер считался самолюбивым и скуповатым парнем, который трудно расстаётся со своими многочисленными долгами.

— Иди и подай ему дукат, — повторил пожилой начальник. — Пусть помолится на досуге о нас, на чьи плечи возложены обязанности судей и палача…

Вздохнув и приняв монету, молодой помощник подъехал к отшельнику.

— Возьми, — сказал он с некоторой опаской, бросая деньги под ноги прокажённому.

Тот встал с камня во весь свой немалый рост и повернулся к Томасу. Молодой человек страшился увидеть обезображенное лепрой лицо, но оно было закрыто полоской материи, в которой были проделаны отверстия для глаз.

Прокажённый молча поклонился Мильхеру.

— Наш начальник, уважаемый мастер Бергерклик, служащий в резиденции бернштайнмайстера Йокельминца, пожаловал тебе золотой дукат, дабы ты смог прокормиться и помолиться за нас, береговых стражников.

Прокажённый глазами нашёл сидящего на лошади пожилого чиновника, без ошибки признав в нём вышеупомянутого мастера, и низко поклонился тому.

— И дай знать ловцам янтаря, промышляющим в этих местах, чтобы чтили закон и не помышляли о краже янтаря! Виселицы на побережье моря вплоть до самого Пиллау, редко пустуют!

На прокажённом был надет длинный плащ с капюшоном, лицо скрывала полотняная маска, на руках — рукавицы… Он молчал, но кивком головы дал понять, что исполнит услышанный приказ.

— Господь с тобой, — на прощание произнёс Томас. — Но было бы лучше, если б ты поселился у братьев в госпитале Святого Георга (6)!

Он вернулся к береговой страже, но так ине увидел, поднял ли монету отшельник.

Некоторое время ехали молча вдоль линии моря. Лошади шли не спеша, вдыхая свежесть воды и запах морских водорослей. Прибой лизал пенящимися языками мокрый прибрежный песок и любезно приглашал каждого бредущего по пляжу воссоединиться состихией. Привал было решено сделать в Раушене. Толстяк Бергерклик вновь потянулся за флягой.

Отшельник проводил взглядом удаляющуюся береговую стражу, затем поднял монету и попробовал её на зуб. Дукат был настоящим. Он вновь присел на камень и устремил свой взгляд в море. Там, вдали, оно было уже других цветов — хмуро-синего, тёмно-кобальтового. Оттуда веяло далью, глубиной и загадочностью. Там, за морем, располагалось шведское королевство. А здесь… Прусский король свято оберегал янтарную регалию (7). И это неудивительно, ведь данный камень ценился ещё в глубокой древности. Ему приписывали многочисленные целительные свойства, которые он во многом оправдывал. Поэтому ещё древние пруссы организовали продажу электрона- янтаря в чужие земли. Один из торговых путей вёл прямо в Рим.

Захватившие Пруссию тевтонцы тоже быстро наладили торговлю янтарём, сделав добычу солнечного камня и его продажу своей привилегией. Вылавливать в море и собирать янтарь на берегу запрещалось. Случайно найденный камень должен был сдан специальным сборщикам янтаря. Те расплачивались за него либо солью, либо мелкими деньгами. Орден пошёл и дальше — был ведён запрет на профессию резчика янтаря. Тевтонцы продавали его либо в виде сырца, либо отправляли на обработку к своим мастерам в Любек, Брюгге или Венецию.

Очень ценил янтарь и первый герцог Пруссии Альбрехт Бранденбургский. Его личный врач, а также профессор медицины, ректор университета в Кёнигсберге Андреас Аурифабер, в 1551 году написал «Историю янтаря». Это был самый первый научный труд, посвященный янтарю и его целебным свойствам, и он появился именно здесь, в Восточной Пруссии.

Прокажённый отчаянно верил, что именно богатое янтарём море поможет ему избавиться от страшной болезни. Он снял рукавицы, вошёл по колено в воду и, зачерпнув ладонями солёную влагу, плеснул её себе в обезображенное лицо. Умывшись, таким образом, несколько раз, он сел на песок и начал читать молитву.

Жил отшельник здесь же, на берегу. Природа создала на крутом откосе небольшую расщелину под корнями сосен. Расширив и углубив её так, чтобы в неё мог пролезть взрослый человек и сносно устроиться, словно в монастырской келье, он остался там жить. В его логове имелось несколько книг, свечи и кое-какие предметы обихода. Летом он кормился грибами и ягодами, ловил рыбу, принимал подаяние, а зимой куда-то уходил. Кто он такой, каково его имя, откуда он пришёл — никто не ведал. Он ни с кем не общался. Мало кто слышал от него слово или два. Принимая подаяние, он кланялся, рукавиц и полотняной маски никогда не снимал. Только с морем он был открыт и приветлив.

По утрам он выходил на берег и подставлял лицо, и всё тело восходящему солнцу. Какие молитвы он при этом читал, никто не знает. Затем он умывался морской водой, обливался ею. Некоторые видели, как отшельник собирает на берегу какие-то камешки. Люди не сомневались, что он ищет янтарь. Но на самом деле, никто никогда его у него не видел. Поэтому и береговая стража оставалась к нему снисходительной и дозволяла жить здесь, на берегу, не требуя разрешения.

А море? Оно было слишком громадным, чтобы замечать горести маленького человека. Оно и радо бы помочь, да сколько такихстраждущих на его бескрайних берегах, да и среди волн, молят о помощи…

С незапамятных времен судьба всех заболевших лепрой была печальной — они неминуемо становились изгоями, ведь прокажённого считали «проклятым». Больные лишались всех званий и прав, им запрещалось входить в церковь, посещать рынки и ярмарки, мыться в проточной воде или пить её. Им нельзя было прикасаться к чужим вещам, а говорить со здоровыми людьми надлежало только стоя против ветра и закрывая рот плащом. Лепра у одного из супругов считалась законным поводом для развода, при появлении первых же признаков проказы человека отпевали в церкви, как мёртвого, и устраивали символические похороны, после которых больному давали особую одежду — тяжёлый балахон с капюшоном. Такие несчастные обязаны были предупреждать о своём появлении с помощью рога или трещотки, колокольчика или криков: «Нечист, нечист!». Иначе его забивали камнями и палками…

Тихий шорох заставил отшельника обернуться. С откоса спускались люди, их было трое. Первый, спрыгнувший на песок, посмотрел вслед удалившейся на полмили береговой охраны и махнул рукой остальным.

— Они ушли! Далеко! — крикнул он. — Здесь только прокажённый!

— Вот и славно!

— Хвала Господу и Пресвятой Деве Марии!

Вскоре все трое собрались на берегу. Одеты они были в жалкие лохмотья, ни на ком не было даже дырявых башмаков. Зато двое держали в руках огромные сачки.

Убедившись, что для береговой стражи они недосягаемы, троица вошла в воду.

Они не обращали внимания на отшельника, а тот, в свою очередь, делал вид, что не замечает их.

— Курт, ты уверен, что нас никто не выдаст?

— Пауль следит, он даст знать, если что!

— Но Пауль слишком мал!

— Мал, да удал! Не бойся, Петер, греби камни и не задавай глупых вопросов!

— Ох, узнает старый Иеремия, чем мы тут занимаемся!..

— Брось хныкать! Откуда он узнает? Нам бы хотя бы по паре фунтов выловить… За пару фунтов нас никто не лишит жизни!

Некоторое время ловцы янтаря молча орудовали сачками. Пенистые зеленоватые волны окатывали их до самых ушей.

— Ох, холодна сегодня вода!

— В прошлый раз на этом самом месте… я столько набрал! А сейчас…

— Шторм нужен, — заявил тот, кого звали Куртом. — При шторме много янтаря приносит. Тогда даже сачок без надобности. Ходи по берегу и собирай!

— Петер, сколько у тебя?

— Пара кусочков… Маленькие…. А у тебя?

— Тоже пара…

— Не густо…

Они вышли на берег, погрелись немного на солнце, посмотрели, кто сколько сумел поймать солнечного камня… И полезли в воду вновь.

Через полчаса Курт взмолился:

— Пойдёмте, братцы, на другое место! Здесь пусто!

— Надо предупредить Пауля… Если он не сбежал ещё…

— Может, и нам пора домой?

— Нет, половим ещё немного! Завтра скупщик янтаря Гюнтер поедет в Кёнигсберг. Продадим ему, что есть, всё какие-то несколько крейцеров…

Ещё через час ловцы, так ине обогатившиеся сегодня, но замёрзшие окончательно, начали собираться. На троих у них не набралось и фунта янтаря. Боясь, как бы не стемнело совсем, они полезли на откос. Ещё долго слышались их голоса.

А отшельник вдруг застонал, схватившись за сердце…

Солнце, между тем, склонилось к закату. Оно ушло в левую от одинокого человека сторону и оттуда едва посвечивало своими лучами. Стихли голоса чаек. Над водой теперь резвились летучие мыши, ловя на лету мошкару.

Наконец, последний, прощальный солнечный луч осветил фигуру прокажённого… Он сидел на плоском камне у самого прибоя, и рыдал безудержно, навзрыд: согнувшись в три погибели, закрыв вздувшимися ладонями лицо и уронив косматую голову на колени… Его угловатая фигура, казалось, как-то сжалась и словно вдвое убавилась, обезображенные язвами и багровыми пятнами руки, как и всё жалкое тело, сотрясала крупная дрожь. Так плачут настоящие мужчины в минуту горя, боли и отчаяния, когда уходит из жизни лучший друг или верная спутница, когда в спину вонзают кинжал подлости, а в распахнутую беззащитную душу плюют ядом предательства…

Иоганне Паулихтер не было и сорока, но выглядела она настоящей старухой. Четверо сыновей — мал-мала-меньше, попробуй, вырасти, если осталась без мужа десять лет назад! Да, бывают в жизни такие ситуации, когда самая ужасная несправедливость меркнет перед жестокой гримасой судьбы… Неизвестно, как бы она жила, если бы ей не помогал брат её мужа Иеремия — пожилой, но ещё довольно крепкий мужчина, держащий в своих цепких руках как хозяйство брата, так и его непоседливых мальчишек.

Старшему, Гансу, уже исполнилось семнадцать. Он собирался стать моряком, но пока только в мечтах. Юноша несколько раз выходил в море с рыбаками, но до поступления на настоящий корабль дело никак не доходило. Впрочем, тот же дядя Иеремия обещал всё уладить к весне. Кое-каким жизненным премудростям парень, конечно, обучился. Но ничем выдающимся среди сверстников не выделялся. Немногословный мечтатель и выдумщик.

Пятнадцатилетний Курт, в отличие от долговязого Ганса, был небольшого роста. Он с раннего детства пристрастился к чтению и выпрашивал книги по всему Люменфаллю, небольшому селению на берегу Остзее, расположенному неподалёку от Раушена, да и по самому Раушену. Курт любил слушать рассказы про животных и целебные травы, про лечение, как скотины, так и людей, словом, тяготел к знахарству.

Петеру было тринадцать. Был он хоть и моложе своих братьев Ганса и Курта, зато более рассудительный, вдумчивый и хозяйственный. Он не собирался идти в моря, его не интересовали книги, зато работу на земле отрок считал своим делом и стремился к нему всей душой. Он заботился о животных, когда те ещё находились в хозяйстве Паулихтеров, копался на грядках в огороде, пахал землю, и в свои тринадцать выглядел почти сформировавшимся мужчиной.

Всеобщим любимцем в семье был одиннадцатилетний Пауль — розовощёкий крепыш с вихрастой головой. Он любил лес, часами мог пропадать в нём, собирая грибы или ягоды, слушая пение птиц, любуясь полянками и опушками, холмами или низинами, игрой света и тени, опадающими листьями, или просто упиваясь тишиной. Он мог наслаждаться и морем, но лес ему был всё-таки ближе. Пауль охотно помогал матери по дому, чего от Ганса или Курта добиться было нелегко. Он вообще никому не мог отказать в помощи, и делал всё легко и с улыбкой. Он свято верил, что впереди в его жизни — только хорошее. А если и не во всём, то это — неважно: как-нибудь да выкарабкается из передряг!

Последние годы для семьи Паулихтер выдались непростыми. Мать часто болела, а в доме частенько не было никакой еды. Как-то раз, услышав от соседских парней о том, что ловля янтаря, если взяться за неё осторожно и не попадаться в руки береговой охраны, — дело весьма прибыльное, братья решили заняться именно этим ремеслом. Продумали тактику ловли солнечного камня (особенно расстарался Курт, обсуждая каждую деталь), соорудили себе сачки подобающих размеров и отправились на промысел. В первый же день им удалось наловить около пяти фунтов янтаря. Они продали его жадному скупщику Гюнтеру за два дуката. Начало было положено. В тот день семья впервые за долгое время наелась досыта, и решение продолжать это незаконное ремесло было принято окончательно. Конечно, об этом никто из соседей не должен был даже догадываться.

— О, трое мокрые, а четвёртый сух, — заметил Иеремия, сидя за столом вместе с Иоганной, когда братья появились на пороге. Взрослые пили чай в тишине. — Похоже, что стоял на стрёме, пока его братья добывали янтарь… Замечу — незаконно добывали, с риском для жизни… Не так ли, детки?

Взгляд старого пекаря был тяжёл. Четвёрка молодых людей сразу стушевалась.

— О чём ты, дядя Иеремия, — ответил Ганс, опуская глаза. — Мы просто искупались маленько. Вода ещё тёплая…

— Побегали по воде, забрызгались, — подтвердил Курт, глядя куда-то в угол комнаты.

— Одежду заодно постирали, — добавил Петер и вытер нос.

— Замёрзнете ведь, мальчишки, — озабочено проговорила мать, обхватив чашку ладонями. — Где я найду деньги на лекаря?

— Интересно, — медленно проговорил Иеремия, испытующе глядя на ребят, — тому, кто решил закончить жизнь в петле на Висельном холме, нужен ли врач?

— Да брось ты, дядя Иеремия, — вдруг вспылил Ганс. — Всё побережье занимается добычей янтаря! Тысячи людей стараются, как могут, выловить хоть немного, чтобы было на что купить хлеба… А стражники хватают лишь единицы! Море само выбрасывает янтарь, почему мы не можем его собирать?

— Потому что это — запрещено, — ответил Иеремия. — Вчера неподалёку от Кранца повесили парнишку. Примерно такого же возраста, как ты. Возможно, его тоже терзали подобные сомнения…

— Да вы садитесь за стол, ребята, — засуетилась мать. — Я сейчас чаю горячего налью, а то вы никак не согреетесь… Ну, разве можно идти против закона, против курфюрста?